ВОЕННЫЕ ПЕНСИОНЕРЫ ЗА РОССИЮ И ЕЁ ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ

В 60–70-е годы прошлого века из каждого трёхпрограммного радиоприёмника хотя бы раз в день раздавался «Марш энтузиастов»: «Здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна учёных!» С тех пор «героев» значительно прибавилось, мечтатели вымерли в 1990-е, а учёных теперь, по росстатовской статистике, относят к категории «занятые в сфере операций с недвижимым имуществом, арендой и предоставлением услуг». Слой рабочего класса, то есть тех, кто «к станку ли ты склоняешься, в скалу ли ты врубаешься», становится всё тоньше, как масло на бутерброде. Небывалые урожаи «взопревших озимых» убирает всё меньше крестьян.
Правда ли, что Россия постепенно превращается в страну торговцев? Каков реальный уровень социального расслоения нашего общества? Какой капитализм ныне на дворе? Об этом и многом другом «АН» спросили заведующего лабораторией сравнительного исследования социально-экономических систем факультета экономики МГУ, профессора, д.э.н. Андрея КОЛГАНОВА.
- Андрей Иванович, российское правительство, убивая отечественную промышленность, уменьшает прослойку рабочего класса – «ведущей силы революционного процесса». Видимо, урок столетней давности пошёл впрок?
– Доля тех, кого принято называть рабочим классом, в статистике официально занятых действительно неуклонно снижается. В сельском и лесном хозяйстве в 2016 году у нас было занято примерно 9,2% работающего населения (в 2000-м – 13,9%). В обрабатывающей промышленности – 14,4% (2000‑й – 19,1%). В строительстве – 8,3% (6,7%). В оптовой и розничной торговле и ремонтном обслуживании – 18,8% (13,7%).
В операциях с недвижимым имуществом, аренде и предоставлении услуг – 8,8% (2000‑й – 7%). Почему-то в эту же категорию российские статистики определили и нас, учёных, – в подкатегорию «научные исследования и разработки» – 1,3% (1,9%). Госуправление и обеспечение безопасности – 5,5%. 17 лет назад таковых насчитывалось 4,8%. В образовании занято 8,1% против 9,3%. В здравоохранении – 6,6% (6,8%). Зато финансистов стало почти в два раза больше: с 1% до 1,9%. И все тенденции сохраняются.
– В советские времена именно рабочий класс был «гегемоном» не только в словесной риторике – слесарь, токарь или фрезеровщик 6‑го разряда получал зачастую больше, чем начальник цеха или директор завода. Ныне многие рабочие (как учителя, врачи, преподаватели вузов) получают зарплату, которая позволяет не жить, а выживать.
– В номинальном (т.е. не очищенном от инфляции и всеобщего подорожания) исчислении зарплаты с начала века значительно выросли. В 2015 году в области добычи полезных ископаемых средняя зарплата составляла 63,7 тысячи рублей в месяц (в 2000‑м – 5940 руб.). Причём в добыче топливно-энергетических полезных ископаемых – 71,4 тысячи (6985 руб.). В сельском хозяйстве – 19,7 тысячи против 985 рублей. В обрабатывающей промышленности – 31,9 тысячи (в 2000-м – 2365 руб.) В текстильном и швейном производстве – 15,7 тысячи (1215 руб.). Финансовая деятельность – 70 тысяч (5232 руб.), а в образовании – 26,9 тысячи (1240 руб.). В здравоохранении – 28,2 тысячи против 1333 рублей.
Налицо ненормальный перекос в отраслевой структуре заработной платы, когда финансист в тёплом офисе получает столько же, сколько нефтяник на буровой при тридцатиградусном морозе. И в два с лишним раза больше, чем врач, который спасает жизни людей.
А если ещё учесть колоссальный разрыв между доходами рядовых работников и топ-менеджмента, то система явно поставлена с ног на голову.
– Сколько?
– Эксперты-социологи говорят, что они сопоставимы с США. Там зарплаты рядового работника и высшего менеджмента могут различаться в 90 раз.
Минтай по цене чугунного моста

– Насчёт подорожания – это точно. В магазинах, похоже, цены берут с потолка. Даже в ФАС признают, что, например, популярный минтай рыбаки отдают за 55–60 рублей. На прилавке он лежит уже по 300–400. Куча посредников, каждый из которых накручивает свой процент и, кстати, платит с него налог. Это сознательная система, потому что это выгодно государству как налогосборщику?
– И бюджет обогащается, и ВВП по существующей методике подсчёта растёт. И если эти звенья, которые ничего не производят, работают в парадигме «купи-продай», убрать, то мы будем иметь совсем другой ВВП. И другой бюджет. Сколько он потеряет? Суммарно, если брать всю страну, по моим оценкам, накрутки достигают 20% от всех объёмов продаж. В потребительском секторе и фармацевтике значительно больше. Я однажды случайно выяснил оптовые цены на некоторые виды медикаментов. Разница между оптом и розницей была 2–2,5 раза!
Есть такое понятие – эластичность спроса по цене, проще говоря, если цена вырастет, то насколько упадёт потребление товара. На некоторые – просто не упадёт, так как они нужны каждый день и каждому человеку. Вот здесь Клондайк для торговцев. Как система сформировалась в 90-е годы ХХ века, так и работает. И все, кроме потребителя, конечно, имеют свой гешефт.
– Почему реальное производство сейчас в нашей стране влачит жалкое существование? В каких сферах оно умерло или почти умерло, в каких живёт и, может быть, развивается?
– В сельском хозяйстве и сельхозмашиностроении, которому вернули льготы. Сельское хозяйство даёт последние три года прирост около 4% в год, что весьма прилично. А производство сельхозтехники прибавило в прошлом году более 10–11%. А всё остальное, увы…
В машиностроении зависимость от импорта по разным отраслям колеблется от 60 до 80%. А по станкостроению она больше 90%. В царской России только 60% станков покупалось за рубежом. Остальное делали наши инженеры. А самое высокотехнологичное оборудование того времени мы за золото закупили во время первой пятилетки. На него оперлись во время индустриализации. И стали развивать своё станкостроение. Сейчас тоже есть госпрограмма по строительству своих станков, но цифры крохоборческие.
– Нет своего оборудования – нет новых рабочих мест? Обещали 25 миллионов.
– Конечно. В Европе на создание одного высокотехнологичного рабочего места требуется около 250 тысяч евро. Сколько надо на создание 25 миллионов? Больше бюджета страны. Где они собираются их взять? Я не слышал, чтобы разрабатывалась даже госпрограмма по их созданию, не говоря уже о выделении реальных денег. Есть некая общая идея, которую с 2012 года вовсю пиарит Госдума, и что?
– Предположим, вложились, создали новые рабочие места, но уровень зарплаты всё равно будет несопоставим с теми же финансистами. Куда бедному пролетарию податься?!
– Положение российского рабочего класса действительно незавидное. И в промышленности, и в торговле, и в сельском хозяйстве, в котором фермеров давит крупный агробизнес. Ситуация неприятная, но не уникальная. Французский экономист Тома Пикетти в своей книге «Капитал в XXI веке» показал, что имущественное расслоение в конце ХIX – начале XX века было очень серьёзным. Получили беспорядки, революции, бунты. Капиталисты, для того чтобы удержать ситуацию, пошли на определённый компромисс с рабочим классом, и ситуация начала сглаживаться. Примерно до 60–70 годов XX века она была стабильной и наиболее благоприятной для рядового труженика. А потом постепенно всё вернулось на круги своя. Особенно быстро процесс пошёл после распада социалистической системы…
– Которая была кнутом для капиталистического мира?
– Конечно. Не единственным, но очень веским фактором. После распада СССР социальное расслоение начинает резко расти, и сейчас в общемировом масштабе оно приблизилось к тем значениям, которые были в начале XX века. Ещё не достигло, но уже вплотную приблизилось. По разным странам индексы Джини разные. Например, в Северной Европе они минимальны – около 25 (в России, для сравнения, больше 40). Там из-за отсутствия заморских колоний – некого грабить – сделали ставку на развитие образованного квалифицированного высокооплачиваемого работника, занятого в высокотехнологичной промышленности. Чтобы он был здоров, сыт, не думал, какая будет у него пенсия.
– Но это прагматично! Раб должен быть сыт, здоров, обут и одет. Тогда и отдача от его работы – производительность труда – будет выше. У нас же наоборот – вам денег не надо. Вам хлеба не надо – работу давай.
– Совершенно верно. Хорошо обеспеченный рабочий или инженер будет класть все свои силы и мозги на усовершенствование трудового процесса. Плохо оплачиваемый не будет – вы делаете вид, что нам платите, мы делаем вид, что работаем.
Мы, к сожалению, скопировали самые гнусные черты не европейской, а людоедской американской модели, в которой человек, потеряв работу, теряет всё. Единственные тормоза, которые нас от неё отличают, – обломки советской социальной системы: бесплатных медицины и образования. Пока они ещё как-то притормаживают, но демонтаж этих обломков идёт полным ходом.
– Почему нам навязывается именно американская модель во всём?
– Реформа 90-х годов шла с подачи американцев, а не европейцев. И от модели, заложенной в те годы, несмотря на всю патриотическую риторику, никто не отходит. Ключевые должности в финансово-экономическом правительственном блоке занимают сторонники этой модели.
– И Владимир Путин?
– Судя по кадровой политике, скорее всего, да. Те люди, которые пытались проводить идеи, отличные от американских радикально-либеральных «добрых советов», переведены на некие должности типа советника или помощника президента.
Кому на Руси жить?
– «Мы строили, строили и наконец построили». Что?
– У нас известная по экономической теории модель: зависимый капитализм полупериферийного типа. Это страна со сравнительно отсталой экономикой, где передовые отрасли находятся под контролем транснационального капитала. У нас не совсем так, прямого контроля иностранного капитала над большинством отраслей нет. Поэтому пока мы полупериферийный капитализм. Хотя, скажем, в пищевой промышленности иностранный капитал господствует, в пивной, кондитерской, табачной, парфюмерно-косметической – почти 100%. Машиностроение не контролируется – не привлекательно.
Хорошо, что ТЭК смогли сохранить под своим контролем (нефтяные и газовые короли делиться не хотят ни с иностранцами, ни с собственным народом) и не разрушили полностью армию.
В 90-е годы ХХ века политическая верхушка готова была сдать всё, но те олигархи, которых они же сами и вырастили, получив в руки колоссальные ресурсы и огромные деньги, обиделись на Запад (не пустил их в свой большой бизнес) и решили защищаться. Мол, лучше мы будем первыми парнями на деревне тут, чем плебеями там. Поэтому стали кормить армию, полицию, чтобы они их защищали. В результате мы имеем страну для них – последние законы, например о неуплате налогов обиженных санкциями олигархов, ясно это показывают. А страны для нас больше нет.
– Кто сейчас управляет страной: политики или крупный бизнес?
– В начале 2000-х была проведена некоторая реструктуризация власти в стране. Олигархов отстранили от непосредственного участия в принятии политических решений. Договорились о том, что политики будут придумывать законы, расставлять кадры, мелькать по телевизору с умным лицом, но всё это будет делаться в интересах нескольких семей. Будем работать на вас, но сами. А за это будем иметь свои «плюшки» в виде административного ресурса. Своеобразное разделение труда. И оно устаканилось. Олигархам и политическому классу позволено стричь каждому свои купоны. И система достаточно прочная. Они договариваются, а народ безмолвствует.
– В принципе министрам-капиталистам можно жить спокойно?
– Их неспособность справиться с ухудшающейся экономической ситуацией может завести дело слишком далеко, до социального взрыва. Тем более неприятно, что он будет неорганизованным, спонтанным. Уж лучше организованное выступление снизу, чем «русский бунт, бессмысленный и беспощадный».