ВОЕННЫЕ ПЕНСИОНЕРЫ ЗА РОССИЮ И ЕЁ ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ

Платон Беседин: севастопольские итоги за 2016 год

В древности, как мы помним, существовали города-государства. Таким, например, был Херсонес, где принял крещение князь Владимир. Но есть и города-цивилизации, с одной стороны, обладающие своим уникальным метакультурным климатом, особой самодостаточностью, но, с другой, являющиеся истоком, засечным камнем невообразимо большего. Собственно, таков Севастополь, город русской славы.

Здесь пересеклись знаковые линии судьбы — исторические, культурные, военные, цивилизационные. Здесь ковалась и закалялась судьба русского народа. Потому завещал умирающий адмирал Корнилов: «Так отстаивайте же Севастополь!» Потому Лев Толстой, защитник севастопольских редутов, говорил, что кровь здесь по-особому обращается в жилах, и невозможно не испытывать гордости от пребывания на этой святой земле.

Да, всё это хрестоматийные примеры. Но потому они и хрестоматийные, что полностью соответствуют действительности. Севастополь — точка сборки, Севастополь — место притяжения. И когда мы говорим, что России важно было вернуть город-герой с точки зрения геополитических, военных интересов, то это справедливо. Однако справедливо и то, что возвращение Севастополя в состав государства российского было крайне важно и с точки зрения высших смыслов.

Владимир Путин сказал об этом в своём федеральном послании 2014-го года: «Для России Севастополь имеет огромное цивилизационное и сакральное значение. Именно так мы и будем к этому относиться отныне и навсегда». И это не просто знаковые слова, но и директива, отправная точка.

В федеральном послании 2016-го года Владимир Владимирович Севастополь не вспоминал. Меньше — по сравнению с 2014-м и 2015-м годами — говорил о нём президент и на итоговой пресс-конференции. Жаль. Потому что — и это моё личное убеждение — Владимир Владимирович быстро бы положил конец тому бедламу, что творится сейчас в Севастополе.

Мы вышли 2,5 года назад из ниоткуда. Да, у меня нет особых претензий к Украине, кроме патологического желания её кураторов привить стране, тем самым разделив её народ, чуждые бандеровские ценности, но, согласитесь, «Севастополь украинский» звучит скорее даже комично. Я хорошо помню, как сидел в кинотеатре в начале нулевых, смотрел культовый фильм Алексея Балабанова «Брат-2» — зал был полон, — и как вдруг разразились аплодисменты, когда герой Сухорукова произнёс вечное: «Вы мне, гады, ещё за Севастополь ответите!» Да, в 2014-м году случилось то, что должно было случиться.

Год тот назвали переходным. 2015-й — промежуточным и тоже, в общем-то, переходным, таким, по итогам которого особых выводов делать не стоило. И вот год 2016-й, декабрь — самое время подводить итоги. Тут можно, конечно, грешить частностями, приводить цифры, но всё же давайте о главном — о том, что имеет существенную итоговую ценность для всей страны.

И ответ тут надо искать, прежде всего, в категории символов. В материальном любопытного, конечно, тоже хватает: от сделанных только на ведомостях дорог и беснования в медицине до притеснения инвесторов и коммерсантов, мёртвого коммунального хозяйства и самых больших в стране цен — но разве это новость для России? Разве нет в ней проблемных городов? Однако Севастополь — особенный, и в этой плоскости, прежде всего, надо искать ответы.

В России главная функция-роль-место Севастополя — символическая, эмблематичная даже. Севастополь — это символ возрождения новой России, символ её расширения и роста могущества, соборности и обращения к людям, а главное — это ответ на главный вопрос 90-х: «Где твоя, Родина, сынок?» Здесь наша Родина. Суммируя, Севастополь — это символ единства государства и народа российского.

Но беда, в том, что непосредственно в самом Севастополе единства нет. В начале этого года директор Института стран СНГ Константин Затулин публично озвучил — впрочем, не он один — ключевую мысль: «Севастополь опущен в атмосферу склочного места, идёт скромная гражданская война в отдельно взятом городе федерального значения». Понятно, что основными лицами этой склоки стали Сергей Меняйло (власть исполнительная) и Алексей Чалый (власть законодательная). Тогда Затулин высказал ряд критических замечаний в адрес ещё действовавшего губернатора, но основным виновником конфликта назвал Алексея Чалого. Война шла, но не достигла своего апогея.

Сергей Меняйло в роли губернатора был, конечно, не идеален. Та должность, которую он занимает сегодня — Полномочный представитель президента в Сибирском Федеральном Округе — ему подходит гораздо больше. Однако, безусловно, он не заслуживал всей той критики, что на него обрушилась.

С Алексеем Чалым — всё несколько сложнее. Он, наоборот, был идеален в роли лидера Крымской весны. Но вот политика из него не получилось: то ли генетически, то ли сам не захотел. А захотеть был должен, потому что, выбравшись на такую высоту, примерив такую роль, необходимо было брать всю полноту ответственности на себя, идти до конца. Не получилось, не смоглось.

И тогда за Алексея Михайловича это решили сделать другие. Собственно, это моя главная претензия к этому человеку. А вот к тем, кто делает политику за него, их у меня куда больше, потому что эти люди, прикрываясь лейблом «соратники Чалого», решают свои личные задачи. По какому-то странному праву они решили, что вправе, обладая должным материальным ресурсом, превращать город в бесконечный источник негативных месседжей в федеральное информ-пространство.

Плохо представляю, на чём бы они пиарились, если бы не было у них постоянной критики Меняйло. Но, к сожалению, всё это так напоминало украинские времена, когда в красно-белых палатках — (тогда — «Юле волю!», теперь — «Служу Севастополю!) — критиковали всё и вся, чтобы спустя время в них же агитировать на выборах в Госдуму за кандидата Олега Николаева. Теперь его палатки заменили на его фудтраки — преемственность.

И вот Меняйло ушел, но конфликт остался. Хуже, атака чаловско-николаевской команды пошла по всем фронтам — от информационного до общественно-организационного. И, значит, дело было совсем не в Меняйло, как то нам старались представить. Дело заключалось в сугубо личных интересах. И их лоббирование продолжатся; оно во многом дошло до критической точки.

К сожалению, новый врио Губернатора Севастополя Дмитрий Овсянников отчасти позволяет это делать. У него молодая, амбициозная команда. Перспективным его самого назвал и Владимир Путин. Странно, правда, что при этом в рейтинге глав регионов из 85 мест Овсянников занял лишь 58-е. И забавно, что когда в аналогичном рейтинге (аккурат накануне своего исхода из Севастополя, до этого он был в первой двадцатке) 57-е место занимал Меняйло подконтрольные Чалому и Николаеву СМИ писали об этом, как о позоре.

Тем не менее, сейчас критиковать или хвалить Овсянникова не за что. Надо ждать, надо смотреть. То, что сделано им — во многом завершение прежних проектов, начатых при Меняйло. Так что показателем работы Дмитрия Владимировича в Севастополе будет следующий 2017-й год.

Однако две вещи в деятельности нового правительства, несомненно, надо отметить уже сейчас. Во-первых, скандальный шлейф. То странная гульба в пансионатах, то отменённый новогодний бал для творческой молодёжи за 2,3 миллиона бюджетных рублей, то странное расходование средств на новогодние украшения, то партийный конфликт, то работа со своими подрядчиками — хотя, возможно, это лишь происки врагов и недоработки команды. Во-вторых, команда Овсянникова в отличие от команды Меняйло в информационной сфере действует жёстко и даже агрессивно, пресекая альтернативное мнение. Свободомыслия ждать вряд ли приходится, особенно учитывая, что новая власть излишне болезненно относится к критике.

Так тогда каков итог в данных условиях? Он сформулирован всё тем же Затулиным в начале года: город разделён на «своих» и «чужих», а население искусственно натравливается на «врагов народа». Написано это в феврале, за десять месяцев ничего не изменилось — наоборот, стало хуже. Севастополь, действительно, всё более и более дифференцируется, делится на кланы и группировки. Идёт война, передел сфер влияния, и это, конечно, не настраивает на оптимизм. Потому что, повторюсь, роль Севастополя — символическая, и заключена она в демонстрации единства для всей страны. Но как эмблема единства может быть расколотой?

Монополизация власти, информационного пространства, инвестиционного климата — с этим багажом Севастополь входит в 2017 год, на мой взгляд, определяющий, и если не откорректировать это сейчас, если не заставить «героев» действовать в рамках и законодательной, и общественной системы, то можно получить очаговый негативный прецедент для всей страны. Допустить этого, конечно, ни в коем разе нельзя, так как тогда под сомнение ставится весь потенциал Крымской весны. Потому и «своих», и «чужих» для начала важно поставить в равные условия, лишив одну сторону правительственного ресурса, а затем сформировать единственной возможный — свой, российский — Севастополь как символ всей единой России.