Владимир Левченко: «Власть не осознает, что наступит завтра»

Почему у каждого из нас своя инфляция

Финансовый аналитик Владимир Левченко о расколе и войне среди правящей элиты, непротестных настроениях «низов», о том, почему у нас украли пенсию, как Россия самоуничтожается, что цена на нефть не вырастет, а рубль переоценен втрое.

Василий Колташов: Гость «Открытой студии» — Владимир Левченко, финансовый аналитик.

Владимир, первый вопрос касается недавнего заявления Сергея Глазьева о том, что рубль по отношению к доллару существенно недооценен. Каково ваше мнение?

Владимир Левченко: Я, напротив, считаю, что рубль существенно переоценен, процентов на 50. Давайте посмотрим, что мы такого производим в России конкурентоспособного по сравнению с тем, что мы можем купить? Ничего, по большому счету.

В.К.: А недвижимость?

В.Л. В недвижимости другая составляющая. Кто там недавно сказал, что у нас себестоимость нефти — два доллара за бочку? И при этом им сорок долларов мало. А сто было нормально? То есть продавать в 50 раз выше себестоимости! Мы же примерно знаем себестоимость московской недвижимости. Поэтому здесь ценам падать и падать еще. Просто все привыкли к какой-то там супер-сверхприбыли. Это первый момент конкурентоспособности. Почему ввели сельскохозяйственные антисанкции? Потому, что даже при текущем курсе нашей национальной валюты, все равно отечественные продукты неконкурентоспособные.

Второй момент. Мы видим, что за последние года два с половиной, все действия наших регулирующих органов, с точки зрения экономики, приводят к падению глубины разделения труда. Это я говорю к тому, что разговоры про какой-то там паритет покупательной способности — сказки. Чем глубже разделение труда, тем у вас больше людей, которые создают больше стоимости, то есть больше высокооплачиваемых людей. А у нас последние два с половиной года ведется политика, конечно, нельзя сказать, что она целенаправленная, скорее, от недостаточности профессионализма. Вот они приводят к падению именно высокооплачиваемых рабочих мест в нашей экономике, что, естественно, приводит к долгосрочной тенденции падения уровня жизни в нашей стране, причем, абсолютно на всехуровнях. Поэтому, естественно, если мы с вами отъедем в какую-нибудь деревню, или в сезон, допустим, на Кубани или на Дону те же помидорчики стоят три копейки, в буквальном смысле слова. Они дешевые, потому что здесь выращиваются и хорошо, а в Москве они стоят дороже. Так что, тогда? Рубль там, рубль здесь — они разные что ли? Ну, это же смешно, на самом деле. А, допустим, в той же Америке, самая технологичная в мире экономика, сколько производят они технологичной продукции? Сколько есть людей, которые создают просто огромный массив стоимости? Я на этот вопрос всегда отвечаю просто, что Эйнштейн создавал стоимости больше, чем миллион китайцев. И здесь с этим спорить невозможно. Отсюда и курс валюты.

В.К.: А почему, собственно, не 25 рублей за доллар?

В.Л.: Потому что вы видели, что произошло с нашей экономикой в прошлом году, когда вдруг решив, с перепугу (сказался недостаточный, на мой взгляд, уровень профессионализма), регулирующие органы начали резко сжимать рублевую массу. В результате вырос дефицит бюджета. У нас в очередной раз украли пенсии, подняли налоги. Сейчас акцизы на топливо поднимают, соответственно, у нас экономика просто обрушилась.

В.К.: Вы хотите сказать, что старались держать рубль завышенным?

В.Л.: Они думали, что реально сейчас цена на нефть вырастет, все вернется. Ну, это как в том старом анекдоте про мужика и Золотую рыбку, когда: «Рыбка, я хочу, чтобы у меня всё было». «Мужик, у тебя уже всё было». Эти времена остались позади. Попытка вернуться туда, назад — только хуже будет становиться от этого. То есть нужно идти дальше, развиваться, создавать что-то новое, а не мечтать о том, что сейчас придет опять Дядя Сэм и поднимет цену на нефть. Исторически Америка развивается только в периоды низких сырьевых циклов, если кто историю не знает.

В.К.: Улюкаев заявил, что наша экономика «где-то около нуля». Как это понимать, чего ждать, к чему готовиться? И где это — «около нуля?»

В.Л.: Где это «около нуля» — это вопрос, скорее, к Алексею Валентиновичу. Что такое экономика? Экономика — это некое потребление различного рода благ. Представьте нашу экономику. Вот — ноль, то есть отсутствует наклон. Вот у нас с вами ровный стол, чашка кофе стоит, она никуда не наклонена, то есть кофе из нее никуда не выливается и ничто наверх не толкает. Мы девять месяцев на этой ровной поверхности, и при этом мы находим равновесие. Что же должно быть с головой, чтобы в течение девяти месяцев мы стояли на двух ногах и не могли найти равновесие? Или — мы стоим на четвереньках? Или у нас уже мозжечок перестал работать совершенно, и мы вообще не понимаем, где находимся? Если посмотрим программное заявление, которое прошлой осенью делал премьер-министр Медведев, то да, там в открытую говорится: мы не понимаем, где находимся, не понимаем, куда движется мир. Мы не понимаем, почему и зачем он туда движется. Но мы прекрасно понимаем, почему нас туда не берут, потому что мы отказываемся развиваться вместе со всем миром. Вот ответ на вопрос.

Меня часто спрашивают: «А когда станет лучше?». Я говорю, а для этого несколько должно быть моментов. Для начала — когда захотим. Мы должны этого захотеть! А пока что у нас все ищут внешнего врага экономического. У нас говорят: «Вот кто-то обрушил цены на нефть». Господа, если у вас стоимость добычи нефти по всем основным регионам существенно ниже текущих цен, что, значит, кто-то обрушил цену на нефть? Ну, вот как? То есть мы должны захотеть. Слава Богу, мы не Саудовская Аравия. Да, мы умеем что-то создавать новое, и наша история, наши отцы, деды, прадеды показали, что мы действительно это умеем. Смотрите, что говорят англичане, американцы: «Если нужно сделать что-то обычное, не давайте это русским, они не сделают вам десять одинаковых вещей, они будут делать десять разных». Но при этом они говорят: «Если надо сделать что-то очень сложное, дайте японцам, а еще лучше немцам. А вот, если невозможное, то сделают только русские». Почему мы свои сильные стороны уничтожаем сознательно, пытаемся конкурировать на тех, причем крайне низко квалифицированных сегментах, где мы еще и не конкурентоспособные?! Вот мы и получаем тот результат, который есть. Поэтому мы должны: захотеть, понять, сформулировать и начать действовать. После этого начнет появляться некий результат. То есть нужно смотреть, исходя из очень долгосрочной перспективы.

В.К.: Барак Обама недавно заявил, что ему кажется, что президент России редактирует все статьи в российской прессе, вообще все контролирует. Насколько реальную информацию по ситуации в стране получает наш президент?

В.Л.: Лично мои статьи он, точно, не редактирует. В этом я абсолютно уверен. Потому что то, что я пишу, в том же виде до читателей доходит. Это понятно. С другой стороны, насколько, действительно, президент получает объективную информацию, сказать сложно. В современных условиях возможность, особенно на самом высоком уровне, получать полную картину, абсолютная. Вопрос — в желании. Здесь сложно сказать. Единственное, что я вижу, это отсутствие примата экономики. Несмотря опять же на все заявления президента, что, действительно, сельское хозяйство всегда было и есть важнее армии — это вещи очевидные. Но пока мы видим, что все это развивается достаточно тяжело и грустно. Поэтому здесь приоритеты немножко другие. Почему они такие, тоже можно, наверное, в нынешних условиях понять: действие идет, на мой взгляд, по самому простому сценарию. С точки зрения теории семилетних циклов в психологии, основная масса нашего населения — это психологические подростки, которые не в состоянии принимать на себя ответственность за собственные действия. Они постоянно делегируют эту ответственность наверх. Соответственно, состояние массы подростков очень простое — это постоянная агрессивность и перекладывание вины за проблемы на кого угодно. Что мы, собственно, и видим везде: и во внешней политике, и во внутренней, в общем, где угодно. Ну, и в данной ситуации, позиция: «над схваткой», «вот приедет барин — барин нас рассудит». Этот «барин», который, не важно, приехал или не приехал, еще может быть плохим. Самый главный, там наверху, он априори должен быть хорошим. Это глубокий патернализм, который в нас сидит. Взрослому человеку, который сам в состоянии опереться на свои внутренние способности и который психологически зрелый, ему не нужен «папа сверху», ему никто не нужен. Поэтому он сам в состоянии отвечать за свои поступки, за поступки своих детей, семьи и далее. Соответственно, чем более взрослый человек, тем за большее количество людей он в состоянии отвечать. Поэтому у нас основная масса и выбирает себе такого человека. Это просто.

В.К.: Если мы говорим, что россияне — «подростки», а у нас 22 млн. человек за чертой бедности. Безработица идет к 6%. Все чаще люди упоминают слово «кризис», недовольство растет. Этим «подросткам» полагается протестовать или нет?

В.Л.: Вообще — да. Здесь мы знаем, есть несколько причин. Во-первых, откуда такая проблема? Это тоже, в том числе, из-за дорогого рубля. Я давно говорил, что лучше получать зарплату при курсе 70 рублей за доллар, чем не получать ее при неважно каком курсе: при тридцати, сорока, пятидесяти… Вот в этом-то состоит вопрос: у нас вся политика регулирующих органов построена так, опять же трудно сказать сознательно-бессознательно, чтобы обычный человек не в состоянии был себе заработать на кусок хлеба сам, чтобы он все время снимал шапку и шел с челобитной куда-нибудь, куда угодно, не важно: в Газпром, в Роснефть, в Сбербанк, в любую мегакорпорацию, в которой он — никто, ничего не решает. И в которой ему: «Мы тебе зарплату дадим или не дадим, или уволим, может, и уволим даже. Но судя по безработице — не уволим. Но, инфляция будет идти, а ты будешь получать те же рубли». И у тебя отсутствуют шансы сделать что-то самому, какие-то улучшения. В этом самая большая проблема.

Следующий момент. О протестах. Мы не взорвемся. У нас Майдан, в принципе, невозможен сейчас. Может быть, лет через 20, а раньше — вряд ли. Потому что мы, во-первых, с 1988 по 2010 годы в демографической яме. Социально активных, то есть молодых 18-, 20-, 25-летних, с каждым годом все меньше. Во-вторых, они родились и вырастали в семьях в тот период, когда уже шел подъем благосостояния, не основанный вообще ни на чем. То есть сами люди ничего не сделали для того, чтобы жить лучше: они просто все время жили.

Естественным образом расширялся рынок за счет роста цен на нефть, падения курса доллара и процентных ставок в долларах. И те, кто мог что-то делать, просто хватали эти куски, а основная масса, 80% населения, сидели, и у них рос уровень жизни. На протяжении 2000−2012 годов люди делали все то же самое, но получали за это больше. Вот это неправильно, противоречит экономике, сильно развращает. Это такой своеобразный наркотик, на который подсела вся страна, и сейчас, естественно, хочет туда вернуться. Это нужно менять. Поэтому сколько бы здесь ни было бедных, протестовать они не пойдут.

Есть еще один важный психологический феномен. Долгое ничегонеделание приводит к долгосрочной депрессии. Мы в таких условиях живем, начиная с 1917 года. Соответственно, когда это чуть ли не на генном уровне начинает сказываться, то приводит к колоссальной пассивности населения в целом. Выйти из этой психологической депрессии целой нации очень сложно. Это буквально новейшие исследования, они действительно дают ответы на очень многие вопросы, но они не дают ответа: «А как отсюда выйти?». То есть понятно, что выходят только индивиды. И вот эти индивиды должны действительно толкать дальше нашу цивилизацию.

В.К.: Тем не менее, экс-сотрудник ФСБ Алексей Кондауров говорит, что власть без лишнего шума, но весьма основательно готовится к протестам.

В.Л.: Я думаю, что массовых протестов быть не может. Это первое. А если что-то такое будет, то пресечется очень быстро и в самом своем начале. Потом, действительно, у нас у власти в основном представители спецслужб, силовых структур, и любая деятельность должна быть пресечена в самом начале, которая идет против власти. Я думаю, они с этим пока что справятся. Другое дело, при дальнейшем развитии такой ситуации и при ухудшении экономической ситуации, здесь вопросы возникнут. Скорее всего, если мы говорим о каких-то серьезных социальных катаклизмах в нашей стране. Думаю, на ближайшие годы снизу такие катаклизмы, скорее, невозможны вообще, чем вероятны. Единственное, где могут быть вопросы, это связанные с расколом в правящей элите. Эти процессы, на мой взгляд, уже идут, запущены и тут будет все, конечно, зависеть от того, есть ли там система сдержек и противовесов. Потому что, когда сама система, по большому счету, отсутствует, то очень сложно о чем-то говорить. И вот такие риски, безусловно, существуют, проявятся, в любом случае. Вопрос, когда и как, пока об этом достаточно сложно говорить.

В.К.: В Министерстве экономического развития фиксируют замедление спада российской экономики. Кажется, что мы, побывав около нуля, вроде бы нащупываем «новое дно», как любят говорить наши министры. Может быть, мы не провалимся в это дно?

В.Л.: В 98-м году в Лондоне такую поговорку сочинили, когда все рынки повалились, девальвация рубля была, кризис развивался. Он начался еще до азиатского кризиса, т.е. там был первый масштабный кризис на развивающихся на тот момент рынках. Начался он с Китая, с Мексики, затем уже была Юго-восточная Азия целиком от одной страны к другой, потом он докатился до Восточной Европы, до нашей уже страны, и затем до Латинской Америки. Они говорили, да, мы думали, русские уже упали на дно, но кто бы подумал, что они еще копать начнут? Поэтому вопрос, захотим ли мы копать или нет? Нет, не захотим. Мы сейчас в слишком пассивном состоянии. Но и строить отсутствует желание. Покажите мне, кто и что тут делает для того, чтобы стало лучше. Вся политика исходит из состояния сознания. А такое ощущение, что в сознании наших регулирующих органов вообще тотально отсутствует слово «завтра». Если мы, в принципе, ведем себя так, как будто у нас завтра отсутствует, то страна наша без будущего.

В.К.: Власть говорит, что «мы ожидаем повышения цен на нефть»…

В.Л.: А что мы делаем? Во-первых, цены на нефть вырасти не могут. Это — объективная реальность, потому что мы находимся в падающем сырьевом цикле, перепроизводство растет.

В.К.: Вы говорите о падающем сырьевом цикле. Объясните, чтобы понять: потому что Запад говорит, что Россия создала мега-картель, члены ОПЕК и не члены ОПЕК объединились, оказали моральное давление на рынки, те сдались, цены на нефть выросли.

В.Л.: Я сомневаюсь, что это сделали наши товарищи. Потому что мы хоть и являемся страной, которая больше всех добывает нефти, но на мировой арене наша энергетическая роль в последние годы снижается. Во-вторых, все тоже прекрасно понимают, что все эти разговоры вызваны единственным банальным фактором — что мы, просто-напросто, проходим пик добычи. Договоримся о заморозке, не договоримся — у нас все равно добыча снижаться будет. Потому что собственных технологий нет, сделать их нормальными невозможно. Почему невозможно, ответ очень простой. Банальные законы размера рынка. Просто отсутствуют ресурсы, чтобы их вложить.

Почему Советский Союз проиграл соревнование? Потому что размер рынка Совета экономической взаимопомощи был банально меньше размера рынка капиталистических стран. Вот и все. Запас прочности у нас есть, безусловно. И торговый баланс у нас профицитен, более того, можно сказать, что он никогда не был дефицитным. В этом плане политика Мальчиша-Кибальчиша «день простоять, да ночь продержаться» — так можно держаться долго. Но только население будет жить все хуже и хуже, а мир будет развиваться. И мы с вами опять вспомним те разговоры, как в конце 80-х. Да, мы думали, что мы отстали на 20 лет, потом оказалось, что на 30. Нет, в результате оказалось, что мы отстали навсегда.

В.К.: Вы несколько месяцев назад говорили, что цены на нефть должны двигаться вниз: это их логика. Они и двигались до конца января, когда мы видели 28 долларов за баррель нефти марки Brent, а потом произошел резкий рывок вверх — до 43 даже доходила цена, и сейчас она около 40. Как это прокомментируете, что произошло?

В.Л.: Стандартная ситуация, ничто не может двигаться вечно в одном направлении. Если локально брать причины, знаете, в советское время была такая поговорка — налетай, подешевело: было — рубль, стало — два. Пока сегодня рубль, завтра рубль, послезавтра рубль — это никому неинтересно. А как только стало два, сразу: «Ой, может, завтра три будет». Т.е. всем становится интересно. Поэтому, когда нефть со 110 долларов упала до 50 — это никому особо не было интересно. Затем она отскочила к 70 долларам, потом начала падать. В какой-то момент начали думать — а почему? Все увидели, что запасы на абсолютных исторических максимумах в мире, все увидели, что перепроизводство нефти рекордное, оно продолжает нарастать, ну и много всяких разных проблем, что экономики тормозятся и т. д. И спекулянты стали делать огромное количество ставок на падение цен на нефть. И в какой-то момент это количество ставок стало очень большим и серьезным, плюс ко всему какие-то естественные факторы были, некоторые сланцевые компании в Америки перестали быть эффективными, какие-то скважины стали консервироваться, и в этих условиях стали придумывать различные истории про заморозку цен на нефть, про заморозку добычи и прочее. Поэтому, естественно, мы увидели там некий разворот. Но драйвером этого роста выступили, конечно же, китайцы, которые сознательно вытащили свои неэффективные компании, которые должны обанкротиться, они обязательно обанкротятся. Они руками подняли внутренние цены на железную руду и на сталь, частично на медь, то есть на основные залоговые товары Китая. Потому что вы что-то должны, у вас стоимость залога упала, перепроизводство стали было совершенно феноменальным в Китае, и никто не пытается ничего с этим сделать, и так оно и осталось. Но так как она является предметом залога под кредиты, т.е. вам нужно либо банкротить компанию и распродавать залог, что просто китайскую экономику сейчас может обрушить, они решили это оттянуть. Естественно, когда процесс пошел, это помогло вырасти и ценам на нефть. Очень простая история. Это в любом случае когда-нибудь случится, бесконечно оттягивать эти вещи невозможно. Чем дольше эти проблемы будут откладываться, тем более тяжелым будет из них выход. Глобально мы в падающем цикле, никуда цена на нефть не вырастет. Она может здесь остаться, потому что я считаю: век нефти уже закончен. Сейчас, я считаю, мы видим переход к веку газа. Для России это тоже не так плохо: у нас газа достаточно много. Вопрос в том, что технологии здесь развиваются, и уже при существующих американских технологиях газ выгоднее транспортировать сжиженный природный, чем использовать трубопровод. А вот здесь уже большая проблема, и супертанкеры уходят из Соединенных Штатов. И уже даже в Европу пришли. Первый разгрузился в Рио-де-Жанейро, по-моему, в начале месяца, уже пришли в Европу. Т.е. это идет большой передел рынка, действительно, а если научатся, а я считаю, что это и будет энергетическим прорывом, научатся как-то использовать кристаллическую форму газа, гидраты метана, то это будет колоссальный прорыв. Их у нас тоже много, но их много везде. Они не только в вечной мерзлоте находятся, в океане этого газа просто бесчисленное количество. И тут уже будет вопрос технологий. Вообще, чем дальше развивается цивилизация, тем больше будет цениться не какая-то железка, золото или нефть, а человек, который вообще придумал, как это использовать, и понимает, как это использовать.

В.К.: Вы говорите, мы находимся в падающем цикле, идет передел на рынке углеводородов. А как это все на нас отразится? Сейчас многие рады тому, что рубль укрепился, и говорят уже к 60 рублям за доллар.

В.Л.: Чтобы мы тут вообще все остались без работы, правильно. В этом году, действительно, наша экономика либо снизится совсем чуть-чуть, либо не снизится. Потому что уже зажимать денежную массу дальше нельзя, это мы видим. ЦБ стал давать немного денег, задолженность банковской системы перед ЦБ, перед Минфином уменьшилась, и, возможно, полностью будет закрыта. Соответственно, дефицит рублей уменьшится. Это улучшит ситуацию на кредитном рынке, может быть, это даже собьет процентные ставки, но акцизы на топливо сильно мешают: везде они присутствуют.

Спасение всяких разных неэффективных крупных структур типа Автовазбанк тоже будет оказывать плохую службу. При этом, если еще и рубль будет таким дорогим, здесь все будет совсем грустно, деньги будут уходить из страны в любом случае. В чем отличие текущей ситуации от ситуации 2000-х годов? Норма прибыли в экономике отсутствует, по большому счету. Где у нас есть норма прибыли? У нас есть норма прибыли…

В.К.: Сырьевой комплекс рентабелен практически.

В.Л.: Правильно. Но деньги ему не нужны. Они не могут развиваться. Т.е. у них нет технологий, чтобы развить новые месторождения, потому что им никто не даст: мы под санкциями. И развивать особо-то не нужно, потому что происходит перепроизводство нефти, про рост спроса — это еще бабушка надвое сказала.

В.К. А переработка этого сырья?

В.Л.: А для этого технологии нужны. Мы сейчас приходим к такой ситуации в мире, когда будут продавать технологии. Другое дело, что эти технологии надо будет совершенствовать. На какой фазе разделения труда, разработки и продажи этих технологий мы туда встроимся, это на самом деле вообще не важно. Главное, нормально встроиться. И чем более на высоком уровне разделения труда мы встроимся, тем лучше мы будем жить. То есть нужно уходить от идеи, что нам для хорошей жизни нужен миллион гектаров земли на человека. Одного достаточно, абсолютно.

Про падающий сырьевой цикл — это все очень серьезно и надолго. Ценности меняются, и чем больше будет развиваться коммуникация, тем меньше вам надо будет сырья потреблять.

В.К.: Вот пару лет назад вы рекомендовали покупать доллары. А сейчас? Что покупать, доллары или евро? Как защититься?

В.Л.: Защититься можно единственным способом — это развивать личные возможности. Нужно понимать, что каждый из нас может такого сделать, чего он еще не делает для экономического рынка. Понятно, что соломку постелить нужно. Сейчас при курсе рубля, однозначно, нужно покупать доллары. Это не говорит, что он не двинется на 2−3 рубля в какую-то сторону. Он не укрепится — это все одно и то же. В текущем году, можно будет часть денег разместить в золото, потому что мировая экономика находится в такой ситуации, что если не в этом, то в следующем году экономика столкнется с каким-то потрясением и точно будет бегство от риска, уход в золото и увидите, его можно будет продать.

В.К.: Многие покупают недвижимость, лишь бы сбросить деньги.

В.Л.: Это большая глупость, потому что, с точки зрения инвестиций, недвижимость — это аналог длинной облигации. Поэтому, одно дело, если вы купите квартиру и сдадите, будете получать от нее доход. А если не получаете — это дорогое удовольствие держать пустую квартиру. Налоги выросли, квартплаты выросли, налог на капремонт, издевательский совершенно, ввели. То есть это не актив, а пассив. Если вы хотите ее превратить в актив, надо сдавать. Если сдаете, посчитайте, процентную ставку, которую будете получать. Возьмите ставку по облигациям самым надежным в нашей стране — облигациям федерального займа. У вас — втрое разница.

В.К.: То есть выгоднее облигации покупать?

В.Л. Конечно, втрое! Исходя из этой банальной математической задачки, у нас недвижимость стоит втрое дороже, чем должна. То есть либо у нас так сильно должны упасть процентные ставки, а для этого у нас должна сильно упасть потребительская инфляция, которая считается ЦБ, а для этого экономика у нас должна зашевелиться. Для этого должны пойти инвестиции и наши все монопольные неэффективные структуры должны заморозить свои цены навсегда на этом уровне. Но это из разряда сказок.

Следующий момент, который может толкать цены на недвижимость вверх — это уровень жизни. Но я не вижу сейчас идеи для какого-то фронтального повышения уровня жизни. Сейчас все зависит от нас с вами. Каждый должен каждое мгновение, каждый день ставить себя в условия мозгового штурма, и так жить интереснее, если мы люди. Либо нас ситуация будет ставить в условия мозгового штурма, а это уже больно.

В.К.: Хорошо, как взять ответственность за инфляцию? Вот Дмитрий Медведев заявил, что до 2018 года налоги заморозят, может, это как-то повлияет на цены.

В.Л.: Так налоги на топливо недавно подняли.

В.К.: Какую потребительскую инфляцию ожидать в этом году?

В.Л.: Смотря, как считать. Опять же, во-первых, у нас есть потребительская инфляция и дефляция в производстве. Мы уже 4 месяца живем при производственной дефляции. По идее процентные ставки должны на экономику ориентироваться, а не на индекс продовольственных цен. Именно продовольственных, причем низкокачественного продовольствия — именно на это у нас сейчас ориентируется ЦБ.

Для пенсионера — это одна инфляция, потому что на свою пенсию он выбирает те товары, которые в состоянии купить. Для человека, который зарабатывает тысячу долларов в месяц — для него уже другая инфляция. Совершенно другая. Для человека, который зарабатывает 5 тысяч — третья, для зарабатывающего 30−50 тысяч — четвертая. Инфляция им уже потребительская не важна, у них есть инвестиционная инфляция. Если акции «Газпрома» или «Сбербанка» или «Apple» выросли, то он в этом не поучаствовал и потерял деньги. Вот это для него инфляция. Поэтому нужно убрать инфляцию для необеспеченных слоев населения, обеспечив часть людей дешевым отечественным продовольствием. Понятно, что всем не можем. У нас страна северная, понятно, что нигде в таких тяжелых климатических условиях народ не живет, поэтому все эти разговоры о продовольственной безопасности — это, извините, от лукавого. Но обеспечить импорт овощей и фруктов в обмен на экспорт зерна, сырья и так далее — это можно легко сделать. Для этого нужно, опять же, встраиваться в систему международных отношений еще больше. Но вот на каких-то базовых моментах это можно сделать? Через опять же инфраструктурные проекты, налоговые льготы. И ни в коем случае нельзя давать денег. Нельзя проводить какие-то масштабные проекты, создавать какие-нибудь госкорпорации и т. д. Тут же это перестает работать. Надо дать людям возможность сделать это самим, и вот тогда это начнет работать. А для того, чтобы они могли это сделать самим, должны прекрасно понимать, как это работает. Что с них действительно не возьмут налогов, к ним не придут. И когда у них бизнес будет работать, его не отберут. Вот это должно быть.

В.К.: У нас постоянно отзывают лицензии банков, вы посоветовали вкладывать лишнюю копейку в доллар. Куда россиянину нести сэкономленные 200−300 долларов, куда ему их нести, в банк или под подушку? Банкам вы доверяете вообще?

В.Л.: Не вижу проблемы. Вы знаете, с какими банками можно иметь дело? Только с теми, которые гарантированно останутся. Таких банков мало. Мы не будем рекламировать, но все и так, в общем, понимают. Все остальные — это лотерея. В целом, банковская система у нас низко эффективная. Я категорически противник любых, если брать формулировку Центробанка, сомнительных операций. То же самое и финансового рынка касается. Поэтому, если есть какие-то сбережения, то деньги должны работать. Соответственно, если я куда-то инвестирую, значит, должен получать на них отдачу.

Мы нация, которая последние годы живет, к сожалению, прошлым. Такое ощущение, будто мы все уже на пенсии, собрались вот-вот на кладбище. Я отказываюсь идти на кладбище. Я считаю, что мы — нация, у которой есть будущее. Но для этого большинство из нас должно осознать и начать что-то делать. И я хочу, чтобы было будущее у моих детей, внуков и т. д. И я действую не просто, исходя из того, что будет завтра, и что я завтра буду делать. А я действую исходя из того, как мои действия отразятся не только на мне, но и на моих детях, на будущих поколениях. Т.е. до тех пор, пока каждый из нас не будет этого делать, мы будем говорить что вот у нас кто-то в чем-то виноват, кроме нас самих.

В.К.: Существует представление, если договориться с Западом, если отменят санкции, то у нас все будет хорошо, все наладится. Ваше мнение?

В.Л.: Нет, само собой не наладится. Во-первых, чтобы договориться с Западом, надо понимать, на каких правилах игры мы договариваемся. Это первое. Сейчас этих правил нет, все время кто-то пытается что-то кому-то навязать. В любом случае, подростку взрослые всегда навязывают свою волю — это очевидная вещь. У нас многие любят показывать на Китай. Что делал Китай изначально? Они полностью принимали западные правила игры, оставляя какие-то точки. Что сейчас получилось: Китай — вторая экономика мира, и с ним все считаются. Поэтому, если мы разовьем у себя свою внутреннюю экономику, сделаем сильное образование, сильную науку, но только это делается за несколько поколений, тогда с нами будут считаться. И тогда мы сможем договариваться на другом уровне. Я считаю, именно этим нужно заниматься нам самим, без ссылок на кого-либо.

Полная версия беседы — в видеоматериале «Открытой студии».

Оператор — А. Фатеев.

Источник