Игорь Лебедев: «Современный фотограф прежде всего должен уметь думать»

С 14 по 16 ноября 2019 года пройдет VIII Санкт-Петербургский международный культурный форум. Гостям представят проект «Гуманитарная фотография в современном культурном контексте» к 180-летнему юбилею фотографии. В преддверии форума мы побеседовали с одним из кураторов выставки, сотрудником музейно-выставочного центра «РОСФОТО», фотографом и историком фотографии Игорем Лебедевым. Он рассказал порталу «Культура.РФ», что делает из человека фотохудожника, какие ценные кадры ждут зрителей и как развивается гуманитарная фотография в России сегодня.

— Игорь Валерьевич, на XVIII Санкт-Петербургском международном культурном форуме откроется проект «Гуманитарная фотография в современном культурном контексте». Какие ценные кадры покажут зрителям?

— Мы участвовали в подготовке проекта «Гуманитарная фотография в современном культурном контексте», посвященного 180-летнему юбилею фотографии, совместно с Международным комитетом Красного Креста. Он ведет свою историю с 1863 года и с тех пор скопил немалую фотолетопись своей деятельности. Эти снимки делали не только профессиональные фотографы, но и сами сотрудники организации, которые занимались спасением раненых, розыском военнопленных, подготовкой санитарных дружин и другими гуманитарными вопросами. Среди них — завораживающие снимки мало известных российскому зрителю фотографов: Кианы Хайери, Эрика Де Декера, Махмуда Хоссейна Опу, Альваро Ибарра Завалы, Марко Кокича; редко публикуемые фотодокументы периода Первой и Второй мировой войн; прочно вошедшие в историю фотографии легендарные снимки фотожурналистов 1950–80-х годов, в частности Жана Мора. Особое место в фотоархиве Международного Красного Креста занимают работы женщин-фотографов: Мари Шорди, Урсулы Мисснер и Алены Синенко.

Основная тема выставки «Женщина и война. Простые истории», подготовленной РОСФОТО, раскроется в 160 фотографиях. Часть из них будет презентована на культурном форуме. Наша идея — рассказать посредством фотографии о тех социальных ролях, которые берет на себя женщина во время войн, межнациональных конфликтов: жертвы, помощницы, миротворца. Каждый снимок ― это портрет женщины и простая история, рассказанная героиней в подписи к снимку. В ней боль от пережитого, надежда на будущее, благодарность за поддержку. Прослеживая образ страдания, экспозиция не включает шокирующих снимков. Наоборот, кадры раскрывают личность, описывают красоту и привлекательность женщин даже в самые страшные для них годы.

Отдельной линией выставки стало повествование о женщинах — сотрудниках МККК. Про их участие в деятельности Красного Креста говорят незаслуженно мало. На архивных фотоснимках основательница Американского Красного Креста Клара Бартон, королева Вюртемберга Ольга, урожденная Ее Императорское Высочество Великая княгиня Ольга Николаевна Романова, представительница Швейцарского Красного Креста Маргерит Фрик-Крамер, сотрудница Шведского Красного Креста Эльза Брандстрем.

— Как проходил отбор этих фотографий?

— В архиве Международного Комитета Красного Креста содержится более 720 тысяч фотографий и изображений, относящихся к периоду с середины XIX века по настоящее время. Во время подготовки выставки было отсмотрено около 70 тысяч снимков за временной промежуток в 128 лет. Ни одно из фотоизображений не попала в проект случайно.

Первый этап отбора длился около двух недель, и его итогом стали 1500 фотографий. Финальный отбор включил в себя всего 160 сюжетов. Каждый день я садился в предвкушении встречи с новым героем, погружения в новую историю, путешествия во времени и пространстве. Погружаясь в материал, восстанавливал в памяти исторические события, совершал открытия, позволяющие восстановить общую картину, проследить взаимосвязи между событиями. Отталкиваясь от временной ленты, шел от самых ранних документов к событиям настоящего времени. Ведь фотография — это отправная точка к путешествию. Пусть даже в электронной форме. Так через рассматривание фотографий, чтение текстов, приходило узнавание героев, понимание ценности их историй ― рождались экспонаты.

— Расскажите, что понимается вообще под гуманитарной фотографией? Чем-то отличается наше понимание этого направления от зарубежного?

— Само понятие «гуманитарная фотография» появилось не так давно. Ее история начинается в конце XIX века. Исследователи называют разных авторов, чей труд лег в основу этого направления. Ясно одно: под гуманитарной фотографией нужно понимать ту, которая после публикации влечет изменения социального положения группы людей в обществе. Для автора фотографий это осознанная деятельность, часто переходящая в миссию. Популярность к гуманитарной фотографии пришла после Второй мировой войны, когда у многих людей появилось желание изменить мир, в том числе через демонстрацию последствий агрессивных действий, принесших миллионам людей страдание, превративших жизнь в выживание. Сегодня это направление фотографии больше соотносится с деятельностью гуманитарных организаций.

В России понятие «гуманитарная фотография» только формируется. Только где-то с 2000-х годов приходящие в фотографию молодые авторы стали задумываться о том, что они могут и должны помогать людям. В целом российские фотографы, не понимая смысла гуманитарной деятельности, остаются на позициях классических фоторепортеров, стремящихся к созданию непредвзятой информации о событиях, изначально исключающей личное отношение к происходящему. Вероятно, поэтому гуманитарная фотография России пока имеет низкий статус. По сути, в голове фотографа должен произойти поворот: «я не просто снимаю, я непосредственно в этом участвую».

— Как в таком случае реализуется эта цепочка «фотография = помощь»?

— Многие западные фотографы быстро адаптируются к ситуации, меняя цели от тех задач которые ставят им агентства. Часто задача рассказать о событии неразрывно связана с целью помочь: «Сегодня сделанные, завтра напечатанные в журнале, снимки позволят собрать средства для помощи людям, на них изображенным». И работа фотографа на этом не заканчивается. Автор как свидетель участвует в презентациях своей работы на пресс-конференциях, в рамках круглых столов, рассказывает о ситуации, знакомит с героями своих снимков, делится впечатлениями, транслируют идею, дополняя и оживляя фотообразы. Другим примером служит деятельность Джонатана Торговника. Проведя два года в Руанде, он снимал женщин, подвергшихся изнасилованию, и их детей, появившихся в результате этого насилия. После публикации фотоматериалов в журнале и показов мультимедиафильма были собраны средства, позволившие основать благотворительный фонд Руанда.

— В чем специфика работы именно в гуманитарной фотографии? Полевые условия могут быть опасными для жизни фотографа, как снимать в такой обстановке?

— Естественно, могут быть опасными. Но здесь надо понимать разницу между военной фотографией, которая показывает войну и убийства, и гуманитарной, цель которой — показать, что в гуще боевых действий есть место милосердию и состраданию. Часто фотографы не раскрывают условия своей работы, так как они сопряжены с болью и страданием. Ведь гуманитарная фотография — это общение с миром через тысячи уникальных человеческих историй. Каждое лицо — своя история. Тем более сейчас, когда полевыми условиями становится обыденность. Например, в Европе, где сирийские беженцы живут бок о бок с местными жителями. Важно знать их истории, понимать, что привело их в другую страну, каким образом им можно было помочь до момента решения эмигрировать.

— Когда и при каких обстоятельствах в вашей жизни появилась фотография?

— Я занялся фотографией в 1980-х годах. Получил профессиональное образование по портретной фотографии. Но меня всегда больше интересовала некая художественная составляющая, и поэтому я ушел от портретов, занимался разными проектами, в том числе стал курировать выставки. Мне интересно исследовать историю фотографии, рассматривая ее не как часть технологичной или региональной истории, а скорее личного выбора и пути.

— Существует ли разница между фотографом и фотохудожником? Как бы вы ее объяснили?

— Если говорить о серьезных занятиях фотографией ― думаю, нет. Это лишь условное разделение по категориям. И те и другие меняют представление о красоте мира, расширяют представления о смыслах фотографии, в идеале стремятся к созданию своих миров. В профессиональной фотографии больше внешних ограничений, связанных с заказчиками. В искусстве больше самоограничений.

— Если бы вас попросили назвать трех главных фотографов в истории, кого бы вы назвали и почему?

— В разные периоды на меня влияли разные фотографы. Но могу назвать фотографа, чей поступок потряс меня и заставил о многом задуматься. В свое время я читал историю швейцарца Вернера Бишофа, который совершил невероятный поступок. После Второй мировой войны он ездил по Германии, Венгрии, Чехословакии, где снимал детей. Напечатав снимки, он сделал несколько подборок и, сопроводив их письмом, разослал главам держав-победительниц. В письме было обращение: «Вы, имеющие огромное влияние на будущее развитие мировых отношений, посмотрите на этих детей. Если вы будете стремиться к конфликтам, то лишите их будущего». Бишоп, несмотря на всю утопичность своего поступка, верил в то, что фотография может изменить мир.

— За кем из фотографов следите сейчас?

— В современной фотографии много интересных авторов. Мне нравится немецкий фотограф Вольфганг Тильманс. Пару лет назад он получил премию фонда «Хассельблад», которую иногда сравнивают с Нобелевской премией по фотографии. Он не раз повторял в своих интервью, что в процессе своих занятий фотографией он стремится достичь истины. Мне очень близок такой подход.

— У разных фотохудожников были разные мнения, а как вы считаете, хороший кадр — это удача или умение ждать?

— Умение чувствовать, ожидать, надеяться — это хорошие навыки для фотографа, но современный фотограф прежде всего должен уметь думать. Я бы определил XXI век как время умной фотографии. Сейчас умение предугадать снимок связано с идеей, которая в голове мгновенно разрастается, подкрепленная стремлением расширять свои познания о себе и мире. Чувства больше подходят для создания фотографий в классической манере.

— Как менялась роль фотографии в истории? Сейчас, когда люди вокруг столько снимают с помощью смартфонов, зеркалок, дронов, не исчерпывает ли себя фотоискусство?

— Если кратко, то уже с момента изобретения фотография воспринималась как исторический документ. Позднее, когда в XIX веке были предприняты первые попытки манипуляций с фотографией, позиции этой роли были поколеблены. Одновременно произошло расслоение приверженцев чистой фотографии и постановочной. Вторые стремились к признанию фотографии как одного из видов изобразительного искусства. С началом ХХ века вновь актуализировалось значение фотографии как информационного средства о событиях в мире. С приходом цифровых технологий у людей формируется недоверие к фотографии, подкрепленное многочисленными разговорами о «фейковых» снимках, которые благодаря обработке находятся вне реального времени и пространства. Но для искусства возможности цифровой обработки снимка становятся лишь универсальным инструментом по созданию уникальных художественных произведений.

Другой вопрос — много ли останется от нашего времени без перевода фотографии в материальный объект. Количество созданных цифровых файлов огромно, но уже сейчас понятно, что для просмотра этих изображений будет требоваться все большее время. Сможет ли человек найти в архивах нужные ему фотографии, если авторы не атрибутируют свои произведения хотя бы по времени и месту?

С искусством чуть проще. Законы рынка диктуют ограниченные тиражи и приветствуют уникальный продукт. И здесь неважно, чем автор снимает. Каждый инструмент имеет свои преимущества и недостатки, которые можно превратить в преимущество.

— Можно ли говорить о российской школе фотографии? Назовите ее характерные черты и главные имена?

— Конечно, можно — и даже необходимо, только такое определение в данном контексте не совсем верно. Россия — страна большая, и каждый регион имеет свои особенности.

Российская фотография формируется с XIX века. В основном она имеет значение для различных областей прикладной и научной деятельности. Здесь можно выделить такие направления, как фотография в путешествиях, этнографических и археологических экспедициях, портретная, театральная и новостная фотография. В 1870–90-х годах возникает «социальная фотография» и фотоискусство. Уже в это время профессиональное поле российской фотографии характеризовалось определенными подходами к пониманию того, какой она должна быть. Так в журналах широко обсуждались вопросы, является ли фотография искусством и что понимать под художественной фотографией. Однозначно, что эти теоретические дискуссии, накладывавшиеся на характерную для масштабов России систему жанров и направлений, влияли на формирование национальных особенностей фотографии.

В 1920–30-е годы большую роль в формировании легко узнаваемого стиля сыграли советские фоторепортеры. Приноравливаясь к потребностям информационной газетно-журнальной фотографии, воспринимавшейся государством в качестве основного пропагандистского материала, такие фотографы, как Александр Родченко, Макс Альперт, Борис Игнатович, много экспериментировали с целью разработки нового визуального языка.

Следующий период — военный. Аркадий Шайхет, Роберт Диамент, Эммануил Евзерихин и многие другие военные фотокоры создали фотопроизведения, смысл и стиль которых коренным образом отличался от военных фотографий других стран. Их фотографии, описывающие день за днем тяжелый военный труд простых людей, отличаются глубоким гуманизмом.

Позднее была клубно-любительская фотография, которая за три десятилетия своего существования дала российской фотографии многих интересных авторов, разбросанных по разным городам России. С 1980-х по середину 1990-х их работы представляли российскую фотографию на выставках разного уровня. В рамках клубной системы сформировались региональные школы: Чебоксарская школа концептуальной фотографии, Новокузнецкая школа документальной фотографии.

Современная российская фотография мало имеет особенных черт, она компилятивна, аккумулирует мировые тенденции. Мы видим много изображений в интернете. Они западают в нашу память, а затем подсознание генерирует их вновь в виде композиционных решений.

— Есть ли какая-то конкретная фотография, которая произвела на вас самое сильное в жизни впечатление? Расскажите про нее.

— Долгое время на меня оказывала сильное эмоциональное воздействие работа американского фотографа Уильяма Юджина Смита из проекта «Минамата», рассказывающего о японском городе, жители которого стали жертвами отравления ртутью. На снимке японская женщина держит ребенка-инвалида в большой ванне. При воспоминании о ней я и сейчас переживаю целую гамму эмоций. Она учит милосердию.

Несколько лет назад я увидел снимок, который буквально поселился в моей голове. Это работа минского фотографа Виктора Бутры. Он врач-патологоанатом и снял ночью в слабо освещенном препарационном зале мертвую девочку. Это гениальная фотография — она напоминает икону. Один раз увидев, ее невозможно забыть.

— Есть ли какое-то место или человек, которого вы мечтали бы поснимать? Почему?

— В какой-то момент ко мне пришло осознание того, что где бы я ни оказался, я снимаю только себя. На фотографиях — мысли, которые заполняли мою голову в момент, когда была нажата кнопка спуска камеры. Последнее время меня привлекают истории людей, имеющих не одну родину. Оказываясь в одной из них, такой человек в какой-то мере теряет другую. Эта тема мне очень близка.

Фотографии из личного архива Игоря Лебедева

Беседовала Татьяна Григорьева

Источник