| Главная » Статьи » Новости МО и МВД РФ и мира | [ Добавить статью ] |
Офицеры – самая страдающая часть армии
 Писатель Александр Покровский о событиях в Крыму, воинской присяге и здоровье российского флота Писатель-маринист Александр Покровский, принимая из разных концов страны поздравления «С российским Крымом!», особой радости по этому поводу не выказывает. Не потому, что не согласен с возвращением полуострова домой, в Россию. Согласен. Дело тут в ином. В чем именно? Об этом Александр Михайлович рассказал корреспонденту «СП». ─ В 90-х годах Россия делила с Украиной Черноморский флот. При этом Украина захватывала корабли очень жестко. Вот, скажем, дизельная лодка Б-871, которую позже назвали «Алроса» (проекта 877В). 13 марта 1992 года на этот корабль переметнувшиеся на сторону Киева офицеры привели моряков срочной службы украинской национальности и пытались вместе с ними присягнуть Украине прямо на борту. Вахтенные матросы Абдулин и Заяц загерметизировались в 4-м отсеке. Угрожая прекратить вентилирование аккумуляторной батареи и тем самым взорвать корабль, потребовали связи с командиром и тем предотвратили захват лодки. А сейчас уже мы так же жестко отбираем корабли у Украины. Вот потому и грустно. В отношениях с военными других стран должен быть ритуал, рыцарство. Это же уважение не только к противнику, но и к себе, прежде всего. Нельзя умалять значение противника – себя унижаешь. Присяга священна не только собственная, но и противной стороны. «СП»: - Говорите - жестко. А как можно было иначе в той непростой ситуации? ─ В подобных случаях есть процедура, которую должны заранее определить министры обороны. Кто-то выходит со ставшей по воле политиков теперь чужой территории с техникой и оружием, кто-то без оружия. Все прописывается и всё должно соблюдаться. «СП»: - В Крыму сложность состояла в том, что военным украинских частей нужно было сделать выбор. И как можно быстрей: оставаться ли на службе Украине или присягнуть народу Крыма. А присягу, считается, дают один раз и навсегда. ─ Измена присяге вообще выглядит очень нехорошо. Во все времена она полагается предательством. Но я переприсягнувших не готов осуждать. У мужиков в сорок-пятьдесят лет выбор небольшой. Надо кормить семью, детей поднимать. А тут и пенсию могут не дать. Люди много раз обжигались, их уже на произвол судьбы бросало государство. Так что тут каждый решает сам для себя. К перебежчикам в военной среде всегда относятся плохо. Осадок остается. И это не чья-то вина, это так принято. Давно. Военный человек в ситуации такой политической неопределенности - всегда жертва. Остался верен присяге – жертва. Перебежал – снова жертва. От присяги может освободить только отречение государя или исчезновение государства, которому присягал. Например, в декабре 1991 года не стало СССР – свободен от присяги. Это очень трудно. Офицеры в такой обстановке – самая страдающая часть. Им часто в спину плюют. И это во все времена. 1917 год на дворе или 1991-й – все одно, каждый решает для себя сам. В апреле 1991 года я попал под сокращение и особенно не сопротивлялся. «Почему ты уходишь?» – спросили меня. «Потому что не хочу стрелять в своих!» – ответил я. Я же всех считал своими – русских, татар, чеченцев, туркменов, башкир – всех. Но присяга и не нужна государству, она тебе нужна. Для совести. «СП»: - То есть, говоря, что вам грустно наблюдать за тем, что происходит в Крыму, имеете в виду переприсягу бывших украинских военнослужащих? ─ Дело не в Крыме или переприсяге. Дело в людях. Человеческая природа меняется слабо с годами. Люди легко повторяют то, что уже было и не раз. Унижение, уничтожение – от этого человечество избавится не скоро. Ума в людях мало. А когда они собираются толпой, то не происходит просто арифметического сложения умов. Ум толпы – это не суммирование, это усиление самого низкого ума. Мы подошли к грани, за которым убийство – бессмысленное. Хорошо, что обошлось без крови. Прошли по грани. Хватило на это у кого-то разума. Печально, что кровавый сценарий может сложиться в любую минуту. «СП»: - Если бы вы, профессиональный моряк-подводник, капитан 2 ранга, оставались по сию пору в строю, проходили бы службу в Крыму в составе подразделения ВМС Украины – как поступили бы? ─ Украине я бы никогда не служил. Потому что не люблю национализма в любом его виде. Я интернационалист, меня так воспитали. Если мы говорим о том, что в угоду интересам каких-то слоев населения меняется история, культура, притесняется язык... Все равно какой - русский или татарский. Тогда все это не может заставить меня защищать такое государство. Русский язык выжимали на Украине потихонечку. Как и в Прибалтике – то в школе что-то, то еще где. Язык – это бомба замедленного действия, непонятно, когда рванет, но уж если рванет, то куски полетят в разные стороны. Помню, как в 1994 году я оказался на книжной ярмарке в Швеции, и в российском посольстве там устроили прием, пригласили русских писателей с этой ярмарки. Был шумный прием, и на нем был военный атташе Украины – видный парень в форме. Так вот он говорил с российскими дипломатами на английском языке… И хорошо, что теперь в Крыму будет три государственных языка – русский, украинский, крымско-татарский. И хорошо, что крымчан, не принявших присягу РФ, осторожно и бережно отправляют на Украину. «СП»: - Да, непросто пришлось ребятам: сделать выбор и не ошибиться... ─ Раньше говорили: поступил по совести. Совесть – это быть заодно с вестью. Весть в основном от Бога. То есть, совесть от Бога. Так что я выбрал бы по совести. «СП»: - Когда Украина только-только стала незалежной, был популярен такой анекдот. Москали спрашивают: зачем Украине Черноморский флот? Хохлы в ответ: он нам не нужен, но пригодится. Похоже, из этого и исходило украинское правительство все минувшие с 1991-го годы, судя по печальному состоянию их флота в Крыму. Или я не права, ориентируясь на информацию, почерпанную из интернета, теленовостей и от знакомых крымчан? ─ Флот – это показатель экономического здоровья страны. Есть оно – есть флот. И Черноморский флот РФ, и украинский здоровьем похвастаться не могут. Сейчас в России что-то начало выправляться, но это все больше не от экономического здоровья, а от воли руководителей государства. Поменяется воля, и поменяется отношение к флоту. Так было уже много раз. Гибнет Россия – прежде всего, гибнет флот. Возрождается Россия – отстраивается флот. Что же касается Украины, то все эти годы не оставляло ощущение, что ей постоянно хотелось что-то продать – то оружие контрабандой в Африку, то территорию под базы НАТО. И было ещё суетливое желание укусить Россию в любую часть тела, при любых обстоятельствах в любых вариантах и размерах. Есть ли в мире небольшие флоты? Есть. У Финляндии, например. Но там нет ощущения ненужности. В случае с Украиной оно есть. «СП»: - Как-то вы сказали мне, что офицеры на флоте, в армии в целом – самая «страдающая часть» военнослужащих. Что-то в этом отношении изменилось? Меняется к лучшему? В императорской России офицеры слыли особой кастой. Что, впрочем, не помешало последнему российскому царю их предать… ─ Тут предательство взаимное: то царь предавал по каким-то своим соображениям, скажем, по политической целесообразности, то офицеры. Гражданская война – это же была война офицеров, воевали друг с другом. Можно ли сделать офицера не страдающей частью? Можно. Но для этого надо иметь государство. Государство, где служба офицера, чиновника, царя, президента будет не прибыльной, не денежной, а почетной. Служение во имя служения организовать можно. Но процесс долгий. Начинается он обычно в глубине веков. С сатрапа без яхт и дворцов. Таким был Карл Великий, например, который начинал головорезом, а потом пришел к покровительству наукам и просвещению народа. Вот вам пример сатрапа. Без яхт и дворцов – в те времена двор был подвижным и особой роскошью не обрастал. Для воспитания офицерства нужен пример. Как у Лермонтова: «Слуга царю, отец солдатам». Такие примеры есть в России, но их мало, их не пестуют. Воспитанием воинства занимается у нас вообще, кто попало. И каждый раз с чистого листа. «СП»: - С приходом в министерство обороны РФ генерала Шойгу дела в нашей армии хоть как-то улучшились, есть подвижки? ─ С приходом Шойгу российская армия начала заниматься, наконец, своим делом: учеба, тревоги, учения, марши. Нельзя сказать, что все мгновенно улучшилось. Можно сказать: наметилось улучшение. Если уничтожали 20 лет, то за год-два не возродить. Медленно все будет прирастать. Главное – люди. Опыт старшего поколения востребован слабо. Есть такое понятие: наставничество – вот оно у нас утрачено полностью. Плохо с преподаванием. Вообще, с образованием в России плохо, а с военным – очень плохо. Всё теперь будут создавать заново. Фото: ИТАР-ТАСС/ Валерий Шарифулин | |
| Просмотров: 766 | Комментарии: 1 | Теги: | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |